Восточная война [СИ] - Евгений Белогорский

  Всю эту приукрашенную историю, поведал миру прусский корреспондент, так же находившийся в этот момент на месте взрыва. Заметку о ранении Константина вначала опубликовали берлинские газеты, затем её немедленно перепечатали венские издания и только потом, она перекочевала в Париж, где стала главной темой разговоров светских разговоров французской столицы.

  Произведение Пелесье в маршалы и ранение сына русского царя, разделило столичное общество. Одна половина одобряла действия императора Наполеона, другая относилась к ним со скепсисом, глубокомысленно заявляя, что для окончания войны наверно будет достаточно убить одного русского царя.

  Сам главнокомандующий союзных войск, так же был очень озадачен, когда узнал о своем внезапном повышении по службе.

- Производя меня в столь высокое звание, император скрытно намекает на то, что маршалы Франции никогда не сдавались в плен. Теперь я обязан либо взять Севастополь, либо умереть под его стенами – мрачно пошутил Пелесье, ознакомившись с письмом монарха. Дела императорской армии под Севастополем не позволяли её командующему пребывать в радостном настроении. За неполный месяц, она потеряла больными или умершими около двух с половиной тысяч своих солдат и офицеров.

- Если дело так пойдет и дальше, то к марту месяцу у меня не останется солдат для защиты своих позиций на Сапун-горе – горестно вздыхал новоиспеченный маршал. Оказавшись в сыром и промозглом климате юга России, Пелесье основательно пересмотрел свои прежние взгляды на благополучную зимовку союзной армии. Нехватка продовольствия и костлявая рука эпидемии, очень способствовали мыслительным процессам «африканца» в этом направлении.

  Русский император тем временем продолжал наносить успешные удары на идеологическом фронте. В начале января 1856 года, вслед за первой партией отпущенных Николаем пленных, в Париж прибыла вторая, их основная часть. В её состав русские сознательно включили тех солдат и офицеров, что были захвачены в плен, в ходе боев на реке Черной. Замысел императора заключался в том, что эти пленные видели в действии новые русские винтовки и могли красочно рассказать об этом обывателям. Расчет Николая полностью оправдался. Первое о чем говорили отпущенный домой французы, это об убийственном огне русской пехоты, который со страшной силой опустошал их ряды.

О том же говорили и вернувшиеся из русского плена офицеры, отпущенные русским царем, под честное слово. Среди них был генерал Мак-Магон взятый севастопольцами в плен на Малаховом кургане. Храбрый офицер отказался подписывать прошение к русскому императору о досрочном освобождении. Николай по достоинству оценил поступок генерала и отпустил его без всяких условий, для восстановления здоровья по ранению.

  Все это вновь возродило разговоры столичного общества о необходимости начать мирные переговоры с русскими. Одновременно с ними, среди французов поползли слухи о серьезных проблемах здоровья своего императора. Хотя Луи Бонапарт и выходил несколько раза на дворцовый балкон для приветствия собравшихся под ним парижан, на торжественном параде в честь очередной годовщины победы французских войск под Аустерлицем его не было.  

  Здоровье императора действительно оставляло желать лучшего, несмотря на прекращение почечных колик. Камни более не беспокоили правителя Второй империи, но как побочное явление длительных колик возникло воспаление почек.

  Вначале оно протекало в малозаметной форме, но по прошествии времени очагов воспаления стало больше, и они стали набирать силу. Теперь императоров французов донимали не острые простреливающие боли в спине, а болезненное мочеиспускание и высокая температура по ночам, сопровождавшаяся обильным потоотделением. Больной постоянно менял нательное бельё,  послушно принимал прописанные ему врачами пилюли и настои, но выздоровление не наступало. Медики смогли несколько облегчить состояние своего пациента, однако полностью одолеть опасный недуг они не могли. На смену высоким скачкам ночной температуры, пришла пора длительного субфебрилитета. В течение всего времени императора беспокоила головная боль и ломота во всем теле и эта пытка была во сто крат хуже прежней. Наполеон непрестанно пил лимонный сок и всевозможные морсы и не получал облегчения.

- Меня словно поджаривают на медленном огне. Медленно и беспощадно – жаловался он родным, и те охотно верили ему, глядя на исхудалый, с валившимися глазами лик больного. Для выздоровления своего августейшего пациента, врачи настаивали на срочном отъезде императора на юг, где теплый морской климат должен был помочь в борьбе с изнуряющей болезнью. Обычно покладистые и сдержанные перед желанием властителем, на этот раз эскулапы говорили с Наполеоном жестко и безапелляционно. Больному были даны сутки на принятия положительного решения, в противном случае, доктора отказывались дать гарантии на его выздоровление.   

  Граф Морни вошел к императору с докладом, сразу после его разговора с врачами. Измученный хворью монарх, угрюмо возлегал в кресле качалке, сраженный вердиктом медицинских светил. Его взгляд уже не горел бурной решимостью продолжить переделку мира, а был полностью занят оценкой собственной перспективы, которую во всех красках нарисовали ему безжалостные эскулапы.

- К обозначенному тобой сроку на средину января, мы не успеваем подготовить новые войска для отправки к проливам. Рекрутский набор по стране идет вяло, а тех сил, что мы имеем на данный момент, не хватит для прорыва блокады – начал говорить Морни без всяких прелюдий. Он отлично видел состояние своего брата и потому, спешил расставить все точки.

- Испанцы… – начал Наполеон, но граф не дал ему задать вопрос.

- Испанцы очень сожалеют, но не могут выделить нам ранее обещанный корпус, из-за внутренней неспокойности в своей стране. Датчане категорически не желают воевать с русскими, а шведский король Оскар требует от нас предоставление больших кредитов взамен своего участия в войне. Премьер министр Кавур тебе выражает свое огромное огорчение по поводу выхода Сардинии из войны, но его королю солдаты нужны в северной Италии – проговорил Морни, вводя монарха в курс последних дел в мире.

- Да, ранее они были готовы мне пятки лизать, а теперь не могут! – с горечью воскликнул Наполеон и его глаза, залились тоской.

- Они еще будут еще ползать перед тобой Луи, но для этого ты должен в первую очередь выздороветь – заботливо проговорил Морни.

- Да, ты прав. Надо обязательно выздороветь – повторил за ним император.

- И заключить мир с русскими – закончил граф.

- Что!? – негодующим возгласом вырвалось из груди Наполеона, но Морни не обратил на это никакого внимания. Подобно эскулапам, он намеривался жестко говорить с братом.

- В стране неспокойно, Луи. Знаешь, с чем сравнивают интеллигентные умники наше сидение под Севастополем? С осадой афинянами Сиракуз в Пелопоннесской войне и к моему прискорбию они во многом правы. Русские ведут непрерывное наращивание численности армии Горчакова, в то время как наша армия тает от болезней. Все идет к тому, что к марту месяцу нам некого будет спасать. Как только мы начнем прорыв блокады проливов, русские двинут свои полки на штурм нашего лагеря.

- Пелесье отобьет штурм русских и нанесет Горчакову огромный урон – уверенно парировал выпад графа Бонапарт.

- Возможно, Пелесье действительно самый лучший маршал в нашей армии, но даже я, не военный человек понимаю, что отразить одномоментный удар с трех разных направлений невозможно. А именно так, по мнению наших военных, и будет действовать генерал Горчаков, обладая численным превосходством – продолжал наступать Морни и Бонапарт ничего не мог противопоставить сказанным аргументам.

- Взгляни правде в глаза, Луи! Даже если мы сможет собрать нужное количество войск к началу февраля, нам не удастся быстро прорвать блокаду проливов. Сейчас англичане полностью заняты спасением Индии и в лучшем случае смогут поддержать наши действия своими кораблями, которым ещё предстоит долгий путь из Балтики. Пусть нам сопутствует безумная удача, и мы успеем прорваться в Севастополь раньше, чем русские принудят нашу армию к капитуляции. Это, к сожалению уже ничего не изменит. Все придется начинать сначала, а это слишком тяжелая ноша для Франции.

- Ты неправ. Моя империя ещё способна устрашать врага мощью и храбростью своих полков. Россия ещё содрогнется от грозной поступи французских солдат, которые, выполняя мой приказ двинуться на восток, неся на своих штыках свободу польским землям. Это будет великий поход, чье начало положит конец русской империи. Мы отторгнем от неё не только Польшу, но и  Финляндию, Прибалтику, Кавказ. Заставим платить контрибуцию вдвое больше того, что мы потратили на войну сейчас – говорил Наполеон дребезжащим голосом. И в этот момент он больше всего походил не на императора, а на сварливого деревенского лавочника, в приходской книге которого аккуратно записаны до последнего сантима, все долги его заемщиков.